Музыкальное содержание в аутентичном песенном фольклоре – выстроенный на протяжении длительного времени развития человека, закрепившийся и функционирующий в обряде мир смыслов, представляющий собой разветвленную систему многообразных субъективных явлений, а также их еще более многообразных сочетаний, функциональных отношений и процессов. Попытаемся рассмотреть, как формировалась имманентная реальность аутентичного исполнителя, реальность, образующая интрореализм («внутренний, интроспективный реализм» по Е.Г. Зайделю) - внутреннюю трансцендентно-духовную, ментальную и эмоциональную жизнь народа и создаваемого им песенного обряда во всевозможных ее иерархических составляющих, в ее проявлениях сознательного и бессознательного. Как пишет Е.Г. Зайдель: «логика интрореализма, как можно убедиться, отражает новое дополнительное одухотворение» [8, 58]. Интрореализм как реальность души включает сферу имманентного со всеми его уровнями, а также эманирующие с этих уровней потоки, обогащающие творческий мир человека, позволяющие жить наполненной гармоничной жизнью в функциональном единстве с объемлющим целым.
Об интонационной выразительной и этновыразительной стороне народной песни писали многие исследователи, среди которых Б.В. Асафьев [2], И.И. Земцовский [9], Э.Е. Алексеев [1] и другие. Мы же сейчас обратимся, прежде всего, к субъективной стороне народного песнетворческого процесса в целом. Такой подход может иметь не только научно-исследовательское значение, но и практический смысл в педагогическом процессе, направленном на подготовку исполнителей, способных глубоко и системно на новом этапе проникать в содержательную основу народной песни как таковой.
Субъективные явления в фольклорном содержании-смысле - это мотивационное пространство, то, что порождает и поддерживает обрядовый мир, который возник как отражение, зачастую не формулируемых вербально, коллективно-индивидуальных представлений человека о космосе, о природе и ее циклических процессах. Сознание человека и его представления формировались веками на основе встроенности человека в эту глобальную, обнаруживающую глубокий смысл и закономерность систему и на переживаемом подобии жизненного цикла человека природным циклическим процессам, затрагивающим и внешне-трудовую, и внутреннюю психологическую жизнь человека, непрерывно варьирующиеся отношения людей, вовлеченных в это бесконечное круговращение.
Общинная жизнь людей способствовала развитию синтезированной формы коллективного сознания вследствие теснейшей связи людей между собой, и, в то же время, формированию индивидуального сознания конкретного человека, являющегося членом общины. Как замечает И.А. Корсакова, «Важной особенностью методов создания коммуникативной среды является полное погружение участников в процесс коммуникации, и в этом процессе задействуются все экзистенциальные характеристики человека (не только homo sapiens): телесные, психические, интеллектуальные, духовные (ценностные, эстетические, мировоззренческие)» [10, 442]. Будучи частью общины, человек прочно впитывал качества, которые были свойственны сознанию общины, и в то же время у него формировался индивидуальный внутренний мир, сознание, органично воспринимавшее то, что его окружало. Это окружающее было природой, главным объективно-интегрирующим фактором, и, таким образом, развиваясь на лоне природы, и община, и конкретный общинный человек представляли собой неотъемлемую часть единого целого. Именно на лоне природы человек мог остаться наедине с собой и с универсумом, задумываться о смысле жизни и мира и видеть небеса, землю и себя как стоящего между тем и другим.
Целостность, иерархичность и цикличность становились важнейшими компонентами мировосприятия, находя отражение в обрядах годового и жизненного циклов, в изустности передачи традиции, в строфичности и слоговой ритмичности народной песни, исполняемой единым тембром, и множестве других музыкальных составляющих – носителей глубочайшего музыкального содержания народно-песенного фольклора.
На этой универсальной основе, присущей космосу, психике и обряду, нередко имеющему магический смысл [11, 40-45], [9, 81], устанавливается то семантическое переплетение объективного и субъективного начал, которое характерно для обрядового уклада жизни традиционной русской деревни. При этом в сознании человека и традиционного сообщества осуществляется субъективизация объективного на основе индивидуально-субъективного и коллективно-субъективного восприятия человеком природных явлений и объективизация субъективного начал, реализуемая через глубокую включённость субъекта в общину и природное целое и созвучие самого восприятия человеком окружающей вселенной эффектам взаимозависимости явлений самой этой вселенной (весеннее возвращение солнца, сопровождающееся пением птиц, появлением первой зелени и т. д.). Это приводит, с одной стороны, к восприятию природы как одушевленного начала, с другой – к надличностному пониманию даже таких событий личной жизни, как свадьба. Последняя в обрядовом контексте существования трактовалась не только и не столько как исполнение желаний молодых людей, создающих семью, но прежде всего как исполнение индивидуумами своего долга перед родом и высшего универсального закона вечного возобновления, повелевающего жить в единстве и служить проявлением вечной жизни. Церковный календарь связывал ритмику солнечного круга с самой возможностью проведения свадебного ритуала и с божественно-сакральной ритмичностью, стоящей за видимым и невидимым. В то же время энергетика человека также обнаруживала свою зависимость от состояний природного бытия, и с этим связаны, например, и обращение к земле с просьбой «поделиться» силой для осуществления земледельческих работ, и коллективные усилия людей, мыслящиеся как фактор в процессе пробуждения спящей природы. Так осуществлялись своеобразный энергообмен и таинственная взаимопомощь, связывающие человека с миром, в котором он жил.
Так выстраивался внутренний (интроспективный) и внешний (обрядово-жизненный) гомеостаз – состояние динамического равновесия, саморегуляции и скоординированности почти автоматизированных реакций открытой во внешнее пространство системы, обеспечивающих способность к длительному устойчивому пребыванию, сохранению самоидентичности и возможности жить и развиваться как органическое единство. Гомеостаз жизнеспособного организма является хорошей моделью для описания внутреннего гомеостаза в сознании и идеала организации общества [13, 67], но именно достигнутый гомеостаз в сознании позволял работать гомеостазу общинной жизни на фоне природного гомеостаза и в гомеостатической включённости в него, несмотря на возвышение человеческого сознания над уровнями физического, биологического и адаптивно-инстинктивного механизмов достижения гомеостатичности.
«Невозможно понять человеческую жизнь, не принимая во внимание высшие жизненные устремления» [13, 40], - писал А. Маслоу. Страдания человеческого Я в отрыве не только от общества, но и от духовного начала подчеркивал К.Г. Юнг [15, 50]. Человек – не только часть природы и часть общины. Космичность миросозерцания, значимость которого отмечала Л.Г. Бергер [5], не может быть отделена от внутреннего духовного мира человека. Гармония и величие мироустройства позволяли человеку ощутить божественное начало во всем. Способность интеграции и соучастия в осуществлении всеобъемлющего закона периодичности воспринимались как свидетельство божественности природы и духовного начала в человеке. Божественное начало человеческой жизни воспринималось как Род, проявляющийся через народ и природу как два неотделимых друг от друга аспекта, по отношению к которым Он сам выступал как третий - порождающий и синтезирующий - фактор, погруженный, по выражению И.И. Громова и А.И. Щербаковой, в «единое пространство — звучащее пространство бытия, где царствует красота и гармония» [7, 4]. Последнее было сказано в связи с античностью, но при всем внешнем несходстве и несопоставимости явлений, нельзя не отметить глубокое сущностное единство сознания юности европейской цивилизации и сохранившегося и поныне, но во многом утраченного цивилизованной средой, духовно-космического, целостно-гармонического мировосприятия традиционной народной культуры.
В сознании человека можно обнаружить целую иерархию духовных уровней, которые большей частью выступают как коллективное бессознательное, но свидетельствуют о своем существовании, в частности, в виде феномена всеобщего для традиционного общества музыкально-обрядового творчества. В этом мы можем увидеть переплетение и того, что эманирует с высших, можно сказать, божественных, трансцендентных уровней коллективного бессознательного, соответствующих изначальному единству, и того, что отвечает за вытекающую отсюда целостность человека и природы, общины, семьи как части общины, и того, что – и это исключительно важно - обеспечивает целостность самого человека традиционной системы жизни.
Такая внутренняя целостность природного человека весьма контрастирует внутренней расколотости человека современной западной цивилизации, его внутренней дезинтегрированности, проявляющейся, несмотря на общее стремление к комфорту, во взаимном отчуждении людей, в их конкуренции и вражде, в ненависти и войнах, в экологических катастрофах и экономических кризисах, и, в конечном итоге, в трагической оторванности от высшего Источника жизни, нравственности и самого существования. В традиционном обществе человек, независимо от своего уровня развития, – всегда представитель и, одновременно, часть всех уровней сознания, являющегося всеобщим достоянием.
Род в проекции на индивидуума становился стержнем его бытия; природно-космическое становилось основой интуитивного постижения всеобщей целостности; общинное определяло долг, обрядовое сознание и коллективный труд; семейное, связанное с личными отношениями, формировало преимущественно эмоциональную жизнь; в то время как биологическое, включающее потребности выживания и удовлетворения потребностей, а также низменное начало находили свое место в результате контроля со стороны перечисленных высших иерархических слоев и общественного мнения.
Универсальное Имманентное Единство, или Высшее Я, и интуитивное постижение этой целостности в основном были высшими составляющими коллективного бессознательного. Общинное частично осознавалась, но всё же присутствовало и за пределами явно осознанного, сохраняя свою сакральность, которая пронизывала и наиболее осознаваемую семейно-эмоциональную и биологическую жизнь. Именно с биологического уровня существования человека начинала вновь расширяться сфера бессознательного (образуя низшее бессознательное), которая через таинство биологического могла распространяться на восприятие природы, таинственным образом резонируя с высшим бессознательным.
Высшие слои коллективного бессознательного становились источниками информационными «посланий» и жизненно важных установок, того, что заново объединяет человека с природными законами, всего того, что в той или иной степени существует не только в жизни человечества, но и в жизни растительного, животного и невидимого духовного миров, того, что проявляется в последовательности продолжения рода, обновления и вечного существования, того, что в своей совокупности составляет обрядовую реальность.
Обрядовая реальность объединяет два вида реальности – это внутренняя, имманентная интрореальность бытия души народа, сформированной из множества человеческих душ, и обрядовое действо как внешнее выражение, воплощение этой внутренней реальности в видимой и слышимой форме-активности. Налицо область имманентного смыслового ядра и экстериоризирующего «развертывания». Это скрещение нисходящего потока-эманации и энергообмена между участниками обряда. И потоки, и участники обряда становятся активными в природно-пространственном «резонаторе», ибо резонативность и потенциальность – важнейшие свойства пространства, всегда готового принимать и распространять звуки, вмещающего в себя различные проявления всего сущего на всех его уровнях от физического до трансцендентного и позволяющего перемещаться в себе предметам, людям и любым формам, и, таким образом, творить обряд.
Эманирующий свыше поток выражается далее в обрядовом интегральном тембре голосов живой природы человека, который, в свою очередь, вобрал этот поток, соединил с потоком потенциальности пространства, и, наконец, выплеснул этот синтез в обрядовом тембре своим, природой данным физическим голосовым аппаратом как обрядо-тембро-информацию, своеобразный обрядовый тембро-код, в котором «свернулась» в суперконцентрированном виде вся семантическая космичность народного звукоизъявления.
Это воистину глас народа, который, по устойчивому выражению, есть «божий глас».
Как пишет А.Г. Алябьева, «Темброформа обладает коммуникативными возможностями и может рассматриваться в качестве «информационного кода безграничного мира» при обращении к артефактам традиционной музыкальной культуры» [3, 21]. При этом «народный глас» созидателен по своей сути, так как изначально божественно-созидательна воспринимаемая человеком природно-космическая информация, и направлен на поддержание бесконечного живительного потока, проявляющегося через народ в целом.
Мы видим, как соединяясь в обрядовом тембротворчестве, все семиотические уровни сознательного и бессознательного подготавливают следующий закономерный этап – экстериоризацию. Она основана, прежде всего, на творчески наполненном, абсорбирующем весь предыдущий смысловой комплекс, «смысло-дыхании», то есть дыхании, возникшем с целью воплощения смысло-импульса, и готовом - через певческий звук - обрести способность этот внутренний смысл передавать окружающему пространству. Певческое циклическое обрядовое дыхание само становится одним из факторов, объединяющих фольклорно-аутентичный ансамбль, и по смысловому наполнению также становится групповым, коллективным. Вместе с тем, оно корректируется соответствующими дальнейшему обрядовому тембровыражению физиологическими действиями голосообразующей системы аутентичного певческого исполнителя, давая жизнь циклически функционирующему обрядовому тембру певческого голоса.
Обрядовая осмысленность, концентрация на интегральном содержании, коллективная энергетизация и исключительная согласованность с другими участниками певческого ансамбля, свобода, естественность и спонтанность – вот фундаментальные свойства, которые отличают неповторимое аутентичное народное звукоизвлечение.
Цикличность самой звуковой темброобразующей вибрации, распространяющейся в реальном пространстве и времени, периодичность музыкально-слоговых форм и музыкально-текстовых строф, подобие гетерофонных вариантов дополняются крупномасштабными ритмами - возобновляющегося обряда, входящего также в группу обрядов, например, данного праздника (Рождества, Масленицы и т. п.), годового цикла, жизненного цикла, обрядовой жизни сменяющихся поколений. Это соотносится также с пространственно-расширяющейся структурой традиций - данной деревни или села, различных масштабов локальности и региональной стилистики - и, наконец, со звучанием обряда в народе и звучанием народа в обряде на основе включенности в планетарные и космические ритмы.
Одновременно с этим процессом развивается человеческое сознание, охватывая и включая в повседневную жизнь извлеченные благодаря длительному опыту и наблюдениям знания о вселенной, становящиеся неотъемлемой содержательной частью жизни людей из поколения в поколение, из века в век. В аутентичном обрядовом песнетворчестве слились в многовековом сосуществовании пространство и время, смысл и форма материального проявления, жизнь и обрядовое звучание. Поэтому в народе петь было столь же естественно, как говорить.
Особое звучание обретает смысл воспроизводимых в обряде песен, когда аутентичные исполнители искали и находили его в самих себе, в духовном пространстве и в окружающем мире, воплощая этот постигнутый смысл в живой обрядовости, которая, буквально, была атрибутом этого смысла. Важнейшими истоками обрядов становились непреходящие духовные ценности, связанные в аутентичном творчестве с особой ответственностью исполнителей, продиктованной стремлением достичь точного соответствия исполнения требованиям обряда, и, следовательно, объективным процессам, происходящим в природе в конкретный период времени. Подобная ответственность была связана с обрядовой мотивацией. Мотив всегда был одним – исполнить Божественную Волю, и именно этим, а не ограниченностью сознания, было обусловлено стремление к точности проведения обряда и адекватности интонирования, в котором всегда мы можем уловить дух вечного, непреходящего.
Итак, содержание песенного фольклора обладает универсальностью, проявляясь и функционируя в троичности своих важнейших содержательных компонентов: целостности, иерархичности и цикличности. В свою очередь, последние три включают мотивацию, предстающую в виде цели, которая выступает в качестве проводника изначальной универсальности, становящейся, таким образом, универсальностью не статической, а динамической, целенаправленной, преобразующей. Сама цель также неотделима от творческой воли – своеобразного двигателя всего творческого процесса. Мотивация, цель и воля соединяются в синтетическом пространстве и в нисходящем динамическом потоке, пробуждая в человеке спящие латентные духовные силы, способны преобразовать реальность.
Модель творческого процесса может быть представлена следующим образом. Первоначальная воля-мотивация, берущая начало из центра Абсолюта, изливается вдохновляющим потоком. Человек воспринимает этот божественный поток, и, наполняясь его животворящей силой, обретает в себе духовно-творческую энергию для созидательной работы и творчества. Пространство, вбирая смысло-творческий информационный вихрь, передает его динамичность, «космологически» расширяясь и охватывая этой волной все сущее.
При этом каждый обряд предполагал некую «планируемую реконструкцию», составляющую центральный практический элемент техники психосинтеза Роберто Ассаджиоли [4]. Свадьба и включенные в нее песни должны были помогать осуществить переход невесты в иное качество, обеспечить доброе будущее семье и потомству, оградить от напастей. Другим типичным мотивом было обеспечение будущего урожая. Каждый обряд был своего рода «благословением» общины для выполнения требований законов рода, традиций и т. д., итогом общинного бытия, совмещенного с бытием природы и бытием как таковым.
Планируемая реконструкция имела также еще одну составляющую: энергетико-творческую, восходящую к трансцендентной сфере. Участвуя во всеобщем бытии, человек чувствовал себя сотворцом и действительно являл чудеса творчества в столь массовом масштабе, что это становилось воплощением бердяевской антроподицеи (оправдания человеческого существования посредством творчества) [6].
Поющие аутентичные исполнители всегда преображались. Л.В. Шамина, подытоживая полевые наблюдения многих фольклористов, говорит о глубочайшем погружении аутентичных народных певцов в певческий процесс, в который они вкладывают всю Душу и «нередко впадают в состояние медитации» [14, 21]. По свидетельству Е.Е. Линёвой, исполнители порой сами диву даются, откуда в них вдруг берется способность петь без устали, без конца и краю [12, xxix]. Особые состояния сознания аутентичных исполнителей, их духовные переживания, вдохновение и экстатичность, сопровождавшие обряды, становились некой духовно-трансцендентной реальностью, оказывая влияние на физический внешний мир, трансформируя и развивая его.
В песенно-обрядовом творчестве достигалась гармония духовного и внешнего мира человека, гармония самих духовных миров, пребывающих в каждом, и, таким образом, гармония межчеловеческих отношений. Так через обряд и песню достигалась гармония группы людей и гармония нации, что вело к расширению этого процесса объединения гармонией: объединения нации и человечества в целом, человечества и природы, ибо в этом нельзя не увидеть и прообраз мировой гармонии различных народов с природой-временем-пространством.
В аутентичном народном творчестве цель и процесс – едины. Цель аутентичных певцов – сотворить Божий обряд, который порождал пение и обрядовое творчество, в результате достигалась смысловая тождественность внешне отнюдь не тождественных компонентов. В аутентичном творчестве обрядовая жизнь становилась и потребностью, и смыслом жизни - жизни, дающей и физическое, и духовное питание. Обряд привносил в своем цикличном проявлении новую жизнь. Смысл насыщал обряд энергией, человек черпал энергию в обряде и вновь воспроизводил его с новой силой и воодушевлением, приходящим свыше благодаря обряду.
И в этой циклично-иерархической реальности обряда человек познавал мир в себе, и себя в мире, и солнечная Цель в бесконечном и непрерывном процессе познания-реализации также становилась бесконечной, как и сам мир.
ЛИТЕРАТУРА
Алексеев, Э.Е. Ранне-фольклорное интонирование: звуковысотный аспект [Текст] / Э.Е. Алексеев. – М.: Сов. комп., 1986.
Асафьев, Б.В. О народной музыке [Текст] / Сост. И. Земцовский. А. Кунанбаева. – Л.: Музыка, 1987.
Алябьева, А.Г. О природе континуальных и дискретных свойств темброформы [Текст] / А.Г. Алябьева // Культурная жизнь Юга России. № 4 (42). – Краснодар: КГИК, 2011. – С. 19 – 21.
Ассаджиоли, Р. Психосинтез: принципы и техники [Текст]/ Р. Ассаджиоли // Пер. с англ. – М.: Психотерапия, 2008.
Бергер, Л.Г. Звук и музыка в контексте древних космических представлений: Пространственный образ как модель художественного стиля [Текст] / Л.Г. Бергер. – Тб., 1989.
Бердяев, Н.А. Смысл творчества [Текст] / Бердяев Н.А. // Философия творчества, культуры и искусства. Т.1. – М., 1994. – С. 37 – 341.
Громов, И.И., Щербакова, А.И. Феномен универсализма в истории культуры [Текст] / И.И. Громов, А.И. Щербакова // Человеческий капитал. Научно-практический журнал. № 9 (93). – М.: Изд-во РГСУ, 2016. – С. 3 – 5.
Зайдель, Е.О природе музыкального интрореализма в свете парадигмы стихии эфира [Текст] / Е.Г. Зайдель // Традиции и перспективы искусства как феномены культуры: Сборник статей по материалам Международной научной конференции Академии имени Маймонида Российского государственного университета имени А. Н. Косыгина (Технологии. Дизайн. Искусство) 13-16 апреля 2018 года / под общ. науч. ред. Я. И. Сушковой-Ириной; ред.-сост. М. А. Казачкова. – М.: Академия имени Маймонида, 2018. – С. 57 – 65.
Земцовский, И.И. Мелодика календарных песен [Текст] / И.И. Земцовский. – Л.: Музыка, 1975.
Корсакова, И.А. Особенности коммуникации педагога и обучающегося в современной парадигме образования [Текст] / И.А. Корсакова // Музыкальное искусство в контексте современных проблем культуры и образования. Вып. 2. – М.: ООО издательство «Согласие», 2017. – С. 439 – 444.
Круглов, Ю.Г. Обрядовые песни [Текст] / Ю.Г. Круглов. – М.: Высшая школа, 1982.
Линева, Е.Е., Корш, Ф.Е. Великорусские песни в народной гармонизации. Т. 1-2 [Текст] / Е.Е. Линева, Ф.Е. Корш. – М.: Книга по требованию, 2015.
Маслоу, А. Мотивация и личность. 3-е изд.[Текст] / А. Маслоу // Пер. с англ. – СПб.: Питер, 2018.
Шамина, Л.В. Школа русского народного пения [Текст] / Л.В. Шамина. – М., 1997.
Юнг, К.Г. Аналитическая психология и психотерапия [Текст] / Сост. В.М. Лейбин. – СПб., 2001.