Целься точнее – попадѐшь вернее.
Афоризм
Известный французский пианист и педагог А. Корто произнѐс однажды знаменательные слова: «Самое серьѐзное и ответственное – начинать учить ребѐнка на фортепиано. Я утверждаю, что для педагога нет более значительного испытания, чем то, которое заключается в первом прикосновении пальца ребѐнка к клавиатуре»*.
Нельзя не согласиться с А. Корто: начальный период обучения будущего музыканта или просто даже любителя музыки – едва ли не важнейший в его музыкальной биографии. Именно в это время закладывается отношение к музыке, вырабатываются стойкие симпатии (а бывает, и антипатии) к ней, формируются базовые исполнительские умения и навыки. Ученик тут почти всецело зависим от действий педагога: неверные решения и ошибки учителя имеют, как правило, самые серьѐзные, иногда непоправимые последствия. Глубоко заблуждаются те, кто полагает, что работа педагога Детской музыкальной школы, приобщающего к музыке 6–7-летних малышей, легче и проще той работы, которая проводится в стенах средних или высших музыкальных учебных заведений. В некоторых отношениях она даже сложнее, о чѐм хорошо известно тем, кто сам занимался этой работой. Во всяком случае выдержки, терпения, психологической компетенции и профессионального опыта она требует всегда и, как говорится, «по полной программе». Требует она и еще одного – адекватного представления о том, с каким учащимся педагогу приходится работать и что надо сделать, чтобы уроки были по возможности интересными, привлекательными для ребѐнка. В противном случае рассчитывать на успешные результаты не приходится. Разговор в дальнейшем именно об этом.
Ни для кого не секрет, что за последние два-три десятилетия усилился отток учащихся из музыкальных школ. Если желающих учиться на фортепианных отделениях Детских музыкальных школ было когда-то, в пятидесятые-шестидесятые годы, значительно больше, нежели вакантных мест, то сегодня картина почти противоположная. Музыкальные школы в большинстве городов страны едва справляются с планом приѐма, с трудом набирают нужное им количество абитуриентов. Даже педагоги-пианисты испытывают трудности в этом отношении, что же касается преподавателей по другим специальностям (струнников, духовиков, «народников»), то о них лучше и не говорить.
А сколько детей расстаѐтся с музыкальными школами, проучившись всего два-три года или немногим больше? Цифры тут прямо-таки обескураживающие.
Причин подобного положения вещей достаточно много, и некоторые из них очевидны для каждого. Общая социокультурная ситуация в стране, которую иначе как неблагополучной не назовѐшь; дороговизна музыкальных инструментов, финансовые трудности в большинстве рядовых российских семей, активное внедрение звукозаписывающей и звуковоспроизводящей аппаратуры в повседневный обиход людей, – всѐ это даѐт, разумеется, свои плоды.
Но есть и другие обстоятельства, не менее значимые, в силу которых пустеют классы в Детских музыкальных школа и Школах искусств нашей страны. Разве не факт, что многие учащиеся бегут от своих педагогов просто потому, что им не под силу выдерживать то, как их учат?
Поставим перед собой вопрос: зачем ребѐнок или подросток приходит в Детскую музыкальную школу или, скажем, музыкальный кружок при общеобразовательной школе? Если малышей приводят мамы и папы, то ребята постарше хотят «собственноручно» приобщиться к миру музыки, звучащей вокруг них; хотят выучиться играть полюбившиеся им мелодии – те, что звучат по радио, телевидению, на аудиокассетах. В этом их поддерживают родители. Кто из них не хотел бы видеть сына или дочь музыкально чутким и образованным человеком?
Проходит, однако, некоторое время: год, другой, третий – и ученик видит: вместо музыки, которая ему нравится – красивой, мелодичной, понятной, ему приходится иметь дело с малоинтересными, сугубо академичными программами. Вместо свободного и увлекательного музицирования он всѐ больше втягивается в монотонный, утомительный учебный процесс. Месяцами он штудирует одно и то же; из урока в урок повторяет единообразные, наскучившие этюды, упражнения и пьесы.
Дальше – больше. Растѐт число контрольных мероприятий – изнурительных «зачѐтов по технике» и проч. Учиться становится всѐ тяжелее, радости от общения с музыкой – всѐ меньше. Ребѐнок ощущает, что окрыляющее и радостное «хочется», с которым он, возможно, переступал когда-то порог Детской музыкальной школы, всѐ больше превращается в удручающее, тягостное «надо».
Без «надо», понятно, в музыкальных занятиях не обойтись. Вопрос в том, что надо, зачем надо и кому. Главное – кому.
К сожалению, в России традиционно получалось так, что всех детей, обучавшихся музыке, пытались вести практически по одной и той же колее. Ко всем учащимся, независимо от их природных данных и профессиональных возможностей, предъявлялись примерно одинаковые требования. У нас обучение фронтальное, от всех мы требуем «по максимуму», заявила в конце восьмидесятых годов директриса одной из московских музыкальных школ. Хотя, казалось бы, совершенно очевидно, что учить «фронтально», по одной «максималистской» схеме тех, у кого есть шансы стать впоследствии музыкантом-профессионалом, и тех, у кого таких шансов нет, – по меньшей мере неразумно. Разные перспективы у учащихся, следовательно, разными должны быть цели и задачи преподавания, а отсюда и методы учебной работы.
Теоретически это вряд ли вызовет возражения, но вот на практике…
На практике педагоги нередко вопрошают: возможно ли с достаточной достоверностью «вычислить» и определить профессиональные перспективы ученика, его будущее»? Разве мало бывает тут разного рода сюрпризов и неожиданностей?
Сюрпризов, действительно, бывает много – как приятных, так и не очень (вторые, увы, жизнь преподносит чаще). И тем не менее по прошествии какого-то времени после начала обучения – иногда через год-два, иногда побольше, – кое-что начинает проясняться. Педагогу становится значительно понятнее, есть ли смысл делать ставку на дальнейшую профессионализацию данного ученика.
Предположим, ученик не обнаруживает качеств, необходимых для будущего профессионала. Нет у него ни удовлетворительных слуховых данных, ни того счастливого природного свойства, которое называют музыкальностью; нет сколько-нибудь заметных двигательно-моторных способностей. Ясно, что работать с ним надо как-то по другому, нежели с учеником одарѐнным и перспективным. Упор нужно делать на общее музыкально-эстетическое воспитание и развитие. Приблизить учащегося к миру классической музыки, сформировать у него вкус. Пробудить интерес и влечение к музыкально-прекрасному – таковы должны быть тут первоочередные и главные задачи педагога. Задачи важные и ответственные: музыкально-исполнительскому искусству
нужны не только хорошие исполнители, но и хорошие слушатели. Без второго теряет всякий смысл деятельность первых.
Приходится признать, к сожалению, что методики общего музыкально-эстетического развития – методики тщательно разработанной, апробированной, прочно внедрившейся в повседневный педагогический обиход, рассчитанной на воспитание эрудированного любителя музыки – в наших Детских музыкальных школах нет. Педагоги-пианисты (скрипачи, виолончелисты, баянисты и др.) учат обычно так, как учили когда-то их самих. Но ведь их готовили в большинстве случаев как будущих профессионалов, с установкой на последующую специализацию в избранной сфере деятельности. А это в корне меняет дело.
К учащимся, которые приходит в исполнительские классы Детских музыкальных школ для того, чтобы приобщиться к музыке, научиться более или менее складно играть на том или ином музыкальном инструменте, – и не претендуют при этом ни на что другое, – должны предъявляться по логике вещей и соответствующие требования. Вряд ли целесообразен в занятиях с ними усиленный пальцевой тренаж, а следовательно, нет необходимости в разного рода зачѐтах по технике, контрольных уроках и прочих нормативных мероприятиях «на оценку». (Да и как быть с самой оценкой, нужна ли она и в каких ситуациях – тоже большой вопрос). В репертуаре, наряду с наиболее популярными образцами музыкальной классики, такими, например, как «Детский альбом» Чайковского или «Альбом для юношества» Шумана, вполне могут находить себе место фортепианные обработки популярных эстрадных мелодий – разумеется, тех, которые отвечают изначальным требованиям художественного вкуса. Дети с удовольствием играют в ансамблях с педагогом, со своими сверстниками, и это должно всячески поощряться как особая, приоритетная форма занятий. Уместно прохождение музыкальных произведений в порядке «общего ознакомления»; важно, разумеется, побольше читать с листа.
Часто можно слышать: обучающимся в музыкально-исполнительских классах не обойтись без специальных технических упражнений. Да, технические экзерсисы нужны, можно даже сказать, необходимы для большинства учащихся, специализирующихся в рамках музыкально-исполнительской деятельности. Да, упражнения дают возможность сконцентрироваться на типовых фактурных формулах (полуфабрикатах», по меткому выражению Г. Г. Нейгауза), позволяют вычленять их и отрабатывать до возможного совершенства. Да, упражнения как жанр традиционно входят в практику профессиональной подготовки музыкантов-исполнителей различных специальностей – и это, конечно же, говорит само за себя.
Всѐ так – но почему, как правило, отходит на второй план вопрос: всегда ли и всем ли обучающимся в фортепианных (или других) классах они действительно так уж необходимы? Нет ничего проще того, чем выступать с утверждениями: технические экзерсисы полезны, эффективны, без них не обойтись, и т. п. Но зададим себе вопрос – не совершают ли серьѐзную ошибку преподаватели-пианисты, полагающие, что «сквозь строй» упражнений должен проходить каждый, желающий научиться играть на фортепиано (или другом музыкальном инструменте)? Не заблуждаются ли те, кто игнорирует тот факт, что технические упражнения, будучи средством действительно сильнодействующим, должны использоваться сугубо избирательно?
И еще об одном, в дополнение к сказанному выше. Уже говорилось о том, как важно, что именно «задаѐтся» ребѐнку для разучивания. Педагоги-практики знают, что нередко отношение учащихся к занятиям, а иногда и к самой музыке во многом зависит от того, какие пьесы ими разучиваются, с каким учебным репертуаром им каждодневно приходится иметь дело. Эти пьесы – и опять-таки педагогам это хорошо известно – делятся на более или менее трудные; есть среди них «полезные» для развития ученика, «нужные» для решения тех или иных профессионально-технических или художественных задач; есть те, что входят в программные требования и т. д.
Однако, наряду со сказанным, те же пьесы вполне определѐнно подразделяются на любимые учеником, привлекательные для него, усиливающие его влечение к музыке – или действующие в прямо противоположном направлению. К сожалению, это обстоятельство учитывается далеко не всегда. И в этом – один из существенных просчѐтов широкой, массовой практики преподавания.
Всѐ-таки главное, чтобы ребѐнку в музыкальной школе было интересно. Чтобы он приходил сюда с удовольствием. А потому чем больше будет здесь свободного, непринуждѐнного (в прямом и переносном смысле слова), эмоционально раскованного музицирования – тем лучше.
Неправы те, кто считает такую педагогику второсортной, «непрофессиональной», чуть ли не унизительной для преподавателя. Профессионально в любом случае то обучение, в ходе которого конечные цели и задачи органически увязаны с приѐмами и способами (методами) работы; где одно соответствует другому. Педагог, который не понимает или не хочет понять, кого он учит, зачем учит и как это надо делать, – плохой профессионал. И результаты его работы тоже плохие. Нельзя не согласиться с Л. А. Баренбоймом, утверждавшим в своѐ время, что «содержание и методы музыкально-исполнительской работы должны во многом определяться ясным пониманием того, к чему готовишь ученика, и предвидением хотя бы в самых общих чертах характера его возможной в будущем музыкальной деятельности. Это предугадывание опирается на изучение индивидуальных особенностей воспитанника в их развитии и, одновременно, на жизненный и профессиональный опыт самого педагога. Нельзя учить «вообще», не задумываясь о конце обучения, о той конечной точке, к которой есть возможность и к которой следует подвести ученика»2.
Что верно, то верно: нельзя учить «вообще», будь то музыка или другой вид художественно-творческой деятельности.
* Корто А. О фортепианном искусстве. Сост. и перевод, ред. К.Х Аджемова. – М., 1965, С. 213.
Литература
1. Баренбойм Л.А. вопросы фортепианной педагогики и исполнительства. Л-д., 1969, С. 258, 259.
2. Корто А. О фортепианном искусстве. Сост. и перевод, ред. К.Х Аджемова. М., 1965, С. 213.