Проведение Болонской реформы, приоритетной целью которой является унификация европейского образования, – логичный и естественный шаг в осуществлении глобального процесса европейского объединения. Целесообразность и необходимость присоединения России к Болонской конвенции в этом смысле отнюдь не очевидны, ибо здесь отсутствуют соответствующие политико-экономические предпосылки. Решение о вступлении нашей страны в Болонский процесс обосновывалось целью интеграции в европейское образовательное пространство, при этом под интеграцией понимается подстраивание, перенимание европейской модели. Сама по себе такая постановка вопроса сомнительна уже потому, что о состоятельности и конкурентоспособности старой советской системы образования свидетельствуют ее многочисленные достижения – они хорошо известны. А поэтому модернизация при сохранении лучших традиций нашей образовательный системы была бы, наверное, более предпочтительным вариантом. С другой стороны, в Европе Болонская реформа изначально имела как своих сторонников, так и критиков, что неудивительно, когда речь идет о столь масштабном проекте. Сегодня, когда налицо уже многие его результаты, все более явными становятся серьезные недостатки и последствия реформы, и вопрос о том, насколько они уравновешиваются чисто практическими преимуществами (обеспечением мобильности и т. д.), остается открытым.
Необходимость коррекции признается на всех уровнях, в том числе политическом – она недвусмысленно формулируется в предвыборных программах политических партий1.
Несмотря на значительно расширившиеся возможности международного сотрудничества в области образования, в России глубокие исследования о внедрении модели «бакалавр-магистр» в европейских странах и его результатах практически отсутствуют. Это обстоятельство не в последнюю очередь позволяет нашим чиновникам апеллировать к международному опыту как ultima ratio: с ним обращаются как с ларчиком, из которого каждый достает то, что ему в данный момент нужно для обоснования своих идей, причем нередко и то, чего в этом ларчике нет (в этом отношении особенно примечательны ток-шоу на образовательные темы).
Стремление отчасти восполнить обозначенный пробел послужило поводом к созданию этого материала. Пьеранжело Масет, к которому я обратилась с просьбой ответить на ряд вопросов, является профессором Люнебургского университета «Лойфана» (Leuphana) и писателем. Его произведение «Смерть духа», увидевшее свет в конце прошлого года, выносит неутешительный диагноз нашему времени и одновременно призывает противостоять разрушению духовной жизни. Автор демонстрирует утрату духовности во всех основных жизненных сферах, включая образование, а Болонская реформа предстает в его эссе как часть глобального проекта, затрагивающего самые основы бытия.
Обращает на себя внимание то обстоятельство, что политический, социальный и экономический аспекты образовательной реформы, которые неизменно присутствуют в дискуссиях западных педагогов2, у нас практически не обсуждаются. Между тем высвеченные в интервью тенденции, по меньшей мере, поднимают вопросы о том, соответствуют ли такие перспективы нашим мечтам о «светлом будущем» и есть ли у нас вообще ясное представление о том, куда мы интегрируемся и под какие стандарты подстраиваемся.
Справка: Пьеранжело Масет (Pierangelo Maset) родился в 1954 году. Изучал искусство/визуальную коммуникацию, философию, англистику и социологию в университетах Касселя, Геттингена, Берлина и Гамбурга. С конца семидесятых годов
1 Заголовок этого материала был, в частности, подсказан одним из пунктов программы гамбургских социал-демократов (SPD), которые в области образования обещали «улучшить условия обучения и реформировать систему «бакалавр-магистр». Unser Hamburg: stark und solidarisch. SPD-Regierungsprogramm für Hamburg. SPD-Landesorganisation, 2011. С. 16.
2 О последствиях образовательных реформ в англоязычных странах см.: Э. Панаиотиди, Плоды глобализации: музыкальное образование как товар // Обсерватория культуры, № 5, 2010. С. 94-97.
организует выставки, перформансы, чтения, в восьмидесятые годы выпускает пластинки (Dr.Misch, Exkurs, Modern Entertainment, Kings of Crisis). Один из основателей HYDE-Kartell в Берлине в 90-х годах. Преподавал в Веймаре, Касселе, Гамбурге, Кентбери и Линце. С 2001 года профессор Люнебургского университета. С 2008 по 2010 гг. занимал должность продекана, в настоящее время представляет образовательный факультет в сенате университета. C 2006 года главный редактор журнала по культуре DAS PLATEAU. Многочисленные публикации в области эстетики, художественного и эстетического образования. В 2005 году вышел в свет его первый роман «Klangwesen», за которым последовали «Laura oder die Tücken der Kunst» (2007, номинирован на Немецкую книжную премию) и эссе «Geistessterben» (2010).
Вопрос: В Германии отношение к Болонской реформе, первый этап которой завершился в минувшем году, неоднозначно. Как Вы оцениваете итоги десятилетней реформы?
Масет: На мой взгляд, ее результаты довольно противоречивы. Прежде всего следует констатировать, что цели, во имя которых задумывалась Болонская реформа, – сделать более прозрачной структуру высшего образования и создать оптимальные условия для обучение в вузе в европейском пространстве, – к сожалению, не достигнуты. Вместо этого, благодаря почти повсеместному внедрению двухступенчатой системы «бакалавр-магистр» (Bachelor-Master), мы получили систему обучения, которая отличается крайним школярством и бюрократизмом. Много времени уходит на решение организационных вопросов, менеджмент как со стороны технического персонала, так и преподавателей. Затрачены значительные ресурсы на создание своего рода матрицы, которые целесообразнее было бы инвестировать в научно-исследовательский и образовательный процессы. Болонская реформа существенно ограничила возможности изучения наук; в результате централизованного управления оказались серьезно урезанными академические свободы – свобода преподавания и исследований. Это связано с формированием нового типа высшего учебного заведения, функционирующего по принципу предприятия: университеты должны превратиться в самофинансируемые структуры, наподобие фирмы. Излишне упоминать, что тем самым в корне подрываются суверенитет и демократические основы образовательной системы.
Вопрос: Почему не удалось достичь намеченных целей?
Масет: В Германии одним из препятствий, осложнивших их реализацию, явилось то обстоятельство, что отдельные федеральные земли имели давно разработанные, устоявшиеся учебные планы и программы, которые частично были сохранены при внедрении новой модели. В настоящий момент министры на уровне Конференции ректоров вузов3 пытаются урегулировать вопрос о взаимном признании академических часов и квалификаций, чтобы студенты в пределах Германии могли без проблем менять вуз по своему желанию. Другой серьезный недостаток – отсутствие необходимых ресурсов для нормальной организации учебного процесса. Например, обучение в рамках модели «бакалавр-магистр» предусматривает занятия в небольших по числености группах, а это значит, что некоторые семинары и лекции для студентов одного курса должны повторяться, но средства на это выделены не были. Далее, обеспечение помещениями затруднено в связи с тем, что у студентов много обязательных модулей, они не имеют возможности, как раньше, самостоятельно выбирать предметы, но должны следовать предписанному плану. Решение этих и подобных организационных проблем требует колоссальных затрат времени и сил.
Вопрос: А в содержательном плане?
Масет: Здесь прежде всего страдают гуманитарные науки, ибо школярская матрица несовместима с такими принципами, как автономия, саморазвитие и самоопределение личности.
Вопрос: Следует ли понимать сказанное Вами таким образом, что сама по себе концепция реформ неплохая, но практическая реализация не удалась?
Масет: Здесь нужен дифференцированный подход к отдельным специальностям, поскольку между ними есть большие различия. Скажем, экономика и вообще специальности широкого профиля лучше вписываются в новую модель. Но задайте себе вопрос: доверились бы Вы врачу-бакалавру? В Германии подготовка врачей и юристов осуществляется все еще по старому образцу государственного экзамена (Staatsexamen), они сопротивляются, как последний бастион, и абсолютно правильно, но я не понимаю, почему это не оказалось возможным и для педагогических специальностей. Переход этих последних на двухуровневую систему – большая ошибка, потому что выпускники бакалавриата недостаточно подготовлены для работы в школе. В Голландии, где в школу идут частично со степенью бакалавра, совершенно иная система школьного образования. У нас же традиционно большое внимание
3 Hochschulrektorenkonferenz (HRK) – объединение немецких вузов, членами которого в настоящий момент являются 264 учебных заведения.
уделялось подготовке педагогов-предметников, это одна из особенностей немецкой системы. Если от нее хотят отказаться, надо четко и ясно сформулировать это на политико-образовательном уровне. Что касается положительных моментов, то преимущество системы «бакалавр-магистр» как для преподавателей, так и для студентов я вижу в плане межличностных отношений – более тесное общение порождает чувство доверия, надежности. В целом же, повторюсь, переход от государственного экзамена к двухуровневой системе – это фатальное развитие с точки зрения качества образования. Кстати, я слышал, что в Саксонии вернулись или планируют вернуться к форме обучения «государственный экзамен» в подготовке учителей гимназий.
Вопрос: В минувшем году состоялся первый выпуск бакалавров и выяснилось, что в немецких университетах катастрофически не хватает мест для желающих продолжить учебу и получить квалификацию магистра. Как обстоят дела в Вашем университете?
Масет: С одной стороны, бакалавриат и магистратура конзекутивны, но, с другой стороны, в силу ограничений не всякий выпускник бакалавриата может продолжить учебу в магистратуре. В нашем университете, например, для педагогических специальностей установлен проходной балл 2, 54. Это в принципе вполне достижимо, не требует сверхъестественных талантов и усилий, но тем не менее не всем удается взять эту планку.
Вопрос: Следует рассматривать дефицит мест в магистратуре как проблему или же изначально планировалось, что не все должны иметь доступ к этой ступени образования?
Масет: Проблема, безусловно, существует: на политическом уровне не были обеспечены ресурсы для того, чтобы все желающие смогли продолжить учебу в магистратуре, что, с моей точки зрения, необходимо. Ограниченность доступа к этой ступени образования преследует определенную цель – предоставить такую возможность лишь тем, кто имеет склонность к научной работе и планирует далее учебу в аспирантуре: по существу, речь идет о формировании элиты. Но для прохождения референдариата5 студенты педагогических факультетов должны иметь степень магистра, то есть опять логика отсутствует. Очевидно, что новая система требует серьезных доработок.
4 Этот балл выводится из оценок за каждый из модулей.
5 Традиционная система подготовки учителей включала вузовский курс, завершавшийся сдачей первого государственного экзамена, и двухгодичную подготовку в школе, своего рода преддипломную практику – референдариат –, по окончании которой сдавался второй госэкзамен. С введением модели «бакалавр-магистр» референдариат проходится после получения магистерской степени.
Вопрос: Каковы перспективы трудоустройства выпускника бакалавриата по педагогической специальности?
Масет: В Германии с квалификацией бакалавра можно получить работу учителя только в частной школе либо воспитателя в детском саду. Возможности крайне невелики, со стороны политики это тоже не было продумано. Как видите, все недочеты и противоречия особенно ярко проявляются на примере педагогической специальности.
Вопрос: Университет Лойфана, в котором Вы работаете, представляет собой пилотный проект «университет будущего», который стартовал несколько лет назад. Расскажите, пожалуйста, что за этим конкретно кроется и каковы первые результаты?
Масет: Действительно, обучение в нашем университете осуществляется по особой модели. Одна из ее особенностей – стартовый семестр на первом году обучения, который носит вводный характер и формируется вокруг таких тем, как «Методы науки» или «Ответственность науки». Другая характерная черта этой модели – сопровождающее весь процесс обучения так называемое комплементарное обучение, цель которого заключается в приобщении к знаниям дисциплин, выходящих за рамки изучаемой специальности. Само по себе это, несомненно, следует приветствовать. Но одновременно надо учитывать, что программа бакалавриата и так очень сжатая, и если целый семестр практически выпадает – в стартовом семестре, повторюсь, студенты не изучают дисциплины непосредственно по своей специальности, к тому же занятия частично посвящены паблик рилейшенз – а затем определенная часть времени уходит на комплементарное обучение, то это может иметь негативные последствия. В настоящий момент они еще не ощущаются, но посмотрим, как будет развиваться ситуация в ближайшие два-три года. Нельзя исключить того, что какие-то вузы вообще не будут принимать студентов Лойфаны из-за недостаточного уровня знаний по специальности; уже есть прецеденты, но пока это лишь отдельные случаи. Характерной чертой нашего университета является профилирование, стремление выделиться, быть не таким, как другие университеты, причем акцент делается на прикладном аспекте. В отличие от крупных университетов фундаментальные исследования у нас не имеют приоритетного статуса. Образовался очевидный перекос в сторону маркетинга, в результате которого внешний имидж университета довольно позитивный, в то время как настроение внутри учебного заведения несколько иное. Преподаватели и учащиеся по существу вынуждены заниматься реализацией концепции профилирования – в ущерб другим целям и задачам, и, как следствие, университет утрачивает свое истинное предназначение научного центра. Все более отчетливо утверждается «фирменное» мышление, корпоративные культура и идентичность, и это не может не настораживать.
Вопрос: А каковы последствия непосредственно для специальности искусство и художественная педагогика?
Масет: Здесь произошли весьма примечательные изменения: в связи с проведенной в октябре 2010 года реструктуризацией были разделены образовательный и культурологический факультеты. Возникает вопрос: не является ли образование частью и выражением культуры, а культура – прежде всего образованием? Судя по всему, инициаторы этого разделения подобными вопросами не задавались. В результате образованы две независимые друг от друга структуры, между которыми нарушены синергийные связи: с одной стороны, предмет искусство, научно ориентированное искусствознание, а с другой – художественная педагогика. Возможно, это в некоторой степени снизило нагрузку и преподавателей, и студентов, позволив им сосредоточиться на узкой проблематике. Но не следует недооценивать негативные последствия: в то время как междисициплинарность объявляется высшим приоритетом, на практике отказываются от возможностей взаимодействия между образованием и культурой, которое напрашивается само собой. Здесь есть и чисто практический аспект. Многие выпускники культурологических факультетов находят работу в сфере образования, поскольку этот рынок значительно больше, и из этих соображений тоже было бы целесообразнее объединить эти факультеты. Причина упомянутых мною странностей и несуразиц политики высшего образования в нашем учебном заведении заключена не в содержательных критериях, а планах по профилированию, которые предусматривают четыре факультета, соответствующие четырем профилям Лойфаны: экономика, устойчивость развития, образование и культура. Но есть еще одна причина: это позволяет лучше контролировать их – чем компактнее, меньше, тем легче осуществлять контроль.
Вопрос: Несмотря на неблагоприятные условия, Вы два года назад основали Институт изобразительного искусства и музыки и их трансляции6.
Масет: Надо сказать, что условия для предметов искусства никогда не бывают легкими. На протяжении последних двадцати лет и особенно с введением системы «бакалавр-магистр» система образования претерпела серьезные изменения, которые не обошли ни один университет. Тем не менее нам удалось в рамках нашей автономии сохранить и развить наши научные интересы.
6 Institut für Kunst, Musik und ihre Vermittlung (IKMV).
Вопрос: Почему Вы назвали свой институт не педагогическим или институтом дидактики, как это принято, а именно трансляции? В чем отличие?
Масет: Этот термин описывает иную по сравнению с обычной дидактикой парадигму. Понятие трансляции, приобщения к искусству (Vermittlung), которое появилось в девяностых годах, отличается от специальных дидактик прежде всего тем, что здесь важно не только усвоение материала, но и деятельность, которая сама имеет художественный характер. В этом его отличие от подходов семидесятых-девяностых годов, например, концепции Гунтера Отто. Кроме того, трансляция искусства ориентирована не только на школу, но включает внешкольную работу с пожилыми людьми, людьми с ограничениями в жизнедеятельности, находящимися в заключении. Мы исходили из того, что как раз новая система позволяет реализовать проекты подобного рода.
Вопрос: Но главное отличие ведь все же не выход за пределы школы, а специфика методов, не так ли?
Масет: Совершенно верно. Здесь делается акцент на методы современного искуства, ориентированные на деятельность и партиципацию. В России эти тенденции в искусстве обозначились уже в 20–30-х годах прошлого столетия.
Вопрос: Значит ли это, что на первый план выдвигается специфика предмета – искусство?
Масет: Именно так, но здесь существует опасность чрезмерной зависимости от искусства. На протяжении последних лет не наблюдалось выдающихся явлений в изобразительном искусстве. Конечно, были отдельные, достойные внимания выставки, но крупные выставки, например, последняя «Документа»7, очень слабые. Педагогические аспекты и методы поэтому необходимы, это не подлежит сомнению. Иначе мы можем оказаться в ситуации, когда в педагогике искусства станут доминировать нормы и ценности художественного рынка, менеджмента и т. д. С этим нельзя согласиться – в педагогическом контексте, в приобщении к искусству все же приоритет имеют другие вещи.
Вопрос: Могли бы Вы для наглядности привести конкретный пример из деятельности Вашего института?
Масет: В 2009 году студенты нашего института осуществили проект под названием «Приземление» («Landung») совместно с группой художников и одним очень маленьким художественным объединением в расположенной на Эльбе деревне
Тостерглопе, которая насчитывает всего триста жителей (www.kunstraum-tosterglope.de). В деятельности этой организации главную роль играют музыка, изобразительное искусство и танец, причем особое внимание уделяется синестезийным связям. Цель проекта состояла в том, чтобы выяснить, как методы педагогики искусства могут применться в условиях села. Его концепция основана на воображаемой ситуации: в приходящейся на территорию Нижней Саксонии части долины Эльбы появляются неизвестные объекты и звуки. Вся деятельность вращалась вокруг вопросов: как выглядит, как звучит, как движется нечто, совершенно нам незнакомое? Не зная происхождения этих объектов, мы исследуем невообразимое, создавая его. Главным результатом проекта стали скульптуры и инсталляции, создание которых предваряла экспериментальная и исследовательская работа, проработка теоретических текстов. В рамках этого проекта были также проведены археологические раскопки в Шарнебеке с учениками местной школы. Необычность этого проекта состоит помимо прочего в том, что его участникам пришлось преодолевать много организационных трудностей, связанных со спецификой сельской жизни. В целом же он оказался очень успешным и плодотворным для этого маленького населенного пункта, который благодаря «Приземлению» приобрел известность. Вы только представьте себе, что в деревне из трехсот жителей теперь издается журнал по искусству «Ambulanz».
Вопрос: Вы активно участвуете в образовательной политике, в том числе в качестве члена университетского сената. Каковы, на Ваш взгляд, сегодня наиболее острые проблемы?
Масет: В настоящий момент основную проблему представляет коммерциализация образования, которая чревата серьезными последствиями. Определенные группы – концерны и предприятия – пытаются в своих интересах распоряжаться государственными средствами. Этот процесс, который уместно назвать недружественным захватом, зашел уже довольно далеко в том, что касается контроля над высшими учебными заведениями. В современной Германии не академические инстанции обеспечивают автономность учебных заведений, а президиальные системы, которые внедряют сверху донизу определенные профили и матрицы. Аналогичная коммерциализация происходит и в школах. В содержательном плане это проявляется, например, в отношении к таким важным, на мой взгляд, темам, как интеркультурность. Германия в ближайшие годы будет иммиграционной страной, она нуждается в
7 «Документа» (documenta) – выставка современного искусства, которая проводится с 1955 года раз в пять лет в Касселе. Последняя «Документа» состоялась в 2007 году.
мигрантах, и это заметил уже даже ХДС8. Очевидно, что проблема межкультурных отношений, признания Другого, проявлений чужих культур будет в ближайшем будушем играть важную роль. Когда я пришел в университет, вопросы интеркультурности широко обсуждались, особенно в педагогике. Но ситуация, к сожалению, изменилась. Достаточно упомянуть, какое внимание привлекли отчасти абсурдные идеи Тило Саррацина, это просто пугает.
Вопрос: Что еще изменилось с момента начала Вашей профессиональной деятельности?
Масет: Нынешний уровень университетов резко отличается от того, что было десять лет назад, и это прежде всего объясняется тем, что преподаватели вынуждены много времени посвящать организации и самоэвалюации. Как следствие «эмпирического поворота», имевшего место в девяностых годах, мы сегодня имеем очень поверхностные квалификационные исследования, диссертации практически не имеют самостоятельной, оригинальной тематики. Эта ситуация явилась одним из импульсов для создания моей последней книги «Смерть духа». Конечно, в том, что произошло, виноваты сами ученые – они позволили, допустили это. Слишком немногочисленны оказались люди, которые были готовы выразить протест. Немцы вообще склонны к тому, чтобы проявлять недовольство post factum, вместо того, чтобы вовремя твердо сказать: «Нет, так не пойдет». Это большой недостаток; если существует национальный характер, то это одна из особенностей немецкого характера.
Вопрос: Вы упомянули о контроле. Что имеется в виду?
Масет: Мы в Германии оказались в довольно странной ситуации. Я имею в виду тот факт, что такие консалтинговые компании, как Boston Consulting Group или McKenzie, которые консультируют немецкое правительство, обрели огромное влияние. Различные структуры, созданные концерном «Бертельсман»9 и прежде всего основанный Фондом «Бертельсман» Центр развития вузовской политики10, получили такую власть, что им удалось внедрить в образовательную систему и общество в целом свои идеи и представления. Неолиберальные парадигмы проникли почти во все сферы жизни, и это
8 Правящая (совместно со «Свободной демократической партией») консервативная партия «Христианско-демократический союз» (CDU).
9 «Бертельсман» (Bertelsmann) – издательско-полиграфический концерн. Согласно данным Википедии, «в России ему принадлежит Ярославский полиграфический комбинат, 30 % телеканала «Рен ТВ» и ряд иных активов». http://ru.wikipedia.org/wiki/Bertelsmann.
10 Centrum für Hochschulentwicklung (CHE) основан в 1994 году, позиционирует себя как «мотор реформ» в образовательной сфере. Многочисленные критики обвиняют эту организацию, в частности, в том, что она является проводником неолиберальных идей, осуществляет лоббистскую деятельность в СМИ, политике и обществе с целью формирования позитивного отношения к таким явлениям, как плата за обучение, элитные университеты и т. д. http://de.wikipedia.org/wiki/Centrum_f%C3%BCr_Hochschulentwicklung.
стало возможным благодаря поддержке со стороны нашей элиты. То, что мы оказались в ненормальной ситуации, проявляется, в частности, в том, что рядом с бюро депутата сегодня нередко располагается офис лоббиста. Не так давно под давлением атомного лобби и в интересах крупных энергетических концернов правительство продлило сроки эксплуатации немецких АЭС, отменив с большим трудом достигнутое ранее решение об отказе от атомной энергии. Нельзя не заметить, что люди начинают проявлять беспокойство, об этом говорят протесты против строительства вокзала в Штутгарте, положения в образовании или же решения по этомной энергии. И это происходит потому, что они все более убеждаются в том, что демократический порядок вытесняется политикой интересов. Свое беспокойство по этому поводу выразил Нобелевский лаурет, писатель Гюнтер Грасс, отметивший, что наша демократия находится в опасности. Это очень тревожные тенденции, которые можно наблюдать не только в Европе, но и по всему миру. Неолиберальные парадигмы, так называемый New Public Management, превратились в лейтмотив политики. Эта проблема поднимается во многих современных публикациях, например, книге Колина Крауча «Постдемократия». По мнению этого ученого, мы идем к направляемому СМИ лоббистскому контролю, который придет на смену демократии. Как мне кажется, главная проблема по-прежнему заключается в том, что существует огромное богатство, которое неравномерно распределено, и те, кто не имеют доступа к средствам производства, лишены возможности участвовать в общественной жизни в том объеме, в каком это предусмотрено демократическим устройством. Но мы видим, что люди не хотят мириться с этим, как это было еще несколько лет назад.
Вопрос: Благодарю Вас за беседу и желаю успехов в Вашей многогранной деятельности.
Беседу вела Э. Г. Панаиотиди